- В 1983 году, в самом начале торговли валютными опционами на Филадельфийской фондовой бирже, один из специалистов дал котировку по некоему конкретному опциону по цене, явно заниженной на 100 пунктов. Я купил 50 штук. Поскольку этот опцион был глубоко в деньгах , я сразу же продал его на базовом рынке и зафиксировал прибыль без всякого риска (опцион глубоко в деньгах - это то же самое, что обычная позиция, но он имеет дополнительные преимущества, ибо если рынок совершает очень большое движение, максимальный риск теоретически ограничен).

Я спросил своего брокера, предлагает ли этот специалист по-прежнему продавать опционы по той же цене. Да, - ответил он, - предложение все еще висит . Купи еще пятьдесят , - сказал я.

В то время я был единственным на Филадельфийской бирже трейдером валютных опционов, который регулярно торговал по 50 контрактов. Весь дневной объем торгов на этом рынке составлял всего-навсего порядка двух-трех сотен контрактов. И я провернул еще 50, потом еще 50, а потом еще 50. Потом в игру вступила Goldman Sachs и тоже купила 50 контрактов. И вот оказывается вдруг, что специалист этот продал уже 300 или 400 этих опционов. Он, очевидно, думал, что имеет надежную арбитражную прибыль, но на самом деле совершил арифметическую ошибку. Я точно знал, что происходит. Наконец, я сказал своему брокеру: Спроси его, не хочет ли он продать тысячу . Секундочку, - ответил он. Брокер вернулся через полминуты и сказал, что он согласен на тысячу по такой-то цене.

Специалист несколько передвинул свою цену, но по-прежнему давал котировку почти на сто пунктов ниже. Наконец, я сказал своему брокеру: Скажи ему, пусть позвонит мне по моей внешней линии .

Специалист звонит мне и говорит: Ты что делаешь? Я отвечаю: А ты что делаешь? Он спрашивает: Ты что, правда хочешь провернуть тысячу? Я отвечаю:

Слушай, у тебя в цене ошибка на целый пункт . О чем ты говоришь? - восклицает он. Я начинаю растолковывать ему цифры. Прежде чем я закончил, он говорит: Мне надо отойти . И телефон замолкает.

Я положил трубку и в течение нескольких минут обдумывал эту ситуацию. Я понимал, что если заставить его исполнить эту сделку, он разорится - а такое событие плохо отразится на бирже и будет ужасным для продукта (валютных опционов), которым мы только начинали торговать всерьез. Я позвонил своему брокеру и сказал: Отмени все сделки, кроме первых 50 контрактов .

Примерно в то же время зазвонил мой внешний телефон. На трубке был специалист: Не могу в это поверить! - воскликнул он, сокрушенный огромной величиной своей ошибки. - Теперь я вылечу из бизнеса . Я сказал: Не беспокойся об этом, я отменяю все сделки, кроме первых пятидесяти . (Кстати говоря, Goldman отказалась отменить хотя бы одну из своих 150 сделок. Через много лет, когда компания специалиста вышла из бизнеса, а сам специалист стал главным трейдером у крупнейшего в торговом зале маркет-мейкера, он всегда создавал для Goldman особые трудности.)

Отмена мною этих сделок представляла собой долгосрочное деловое решение, о котором я в то время особенно не задумывался, но над которым впоследствии сокрушался в течение многих лет.

- А почему?

- Я имею репутацию одного из наиболее - если не самого - жестких игроков на рынке. Я никогда, никогда, никогда никому ничего не спускаю, потому что, как я понял это в Salomon, всяк и каждый пытается сбить нас с ног. Я уверен, что если удача переменится, никто не даст нам пощады. Я всегда считал, что это и есть правила игры. Я никому не уступаю ни копейки, но и помощи ни от кого не жду.

Трейдеры иногда звонят, когда чуть-чуть пропускают истечение внебиржевого опциона, закрывшегося в деньгах. У них находится миллион извинений: Я пытался дозвониться раньше . Я забыл . Я опоздал всего на несколько минут, не могли бы вы сделать для меня исключение? Я всегда знаю, что если мы позвоним с опозданием, никто не позволит нам исполнить опцион. Однако за все то время, пока я работал, мы ни разу не пропустили срок истечения. И поэтому я говорю: Послушайте, мы вложили много денег в работу нашего бэк-офиса и хорошо ее продумали. Мы ввели бесчисленные меры, не позволяющие нам допускать таких ошибок .

Когда я разрабатывал правила управления компанией в Merrill, меня спросили, сколько денег следует выделить в бюджете компании на ошибки бэк-офиса. Я ответил: Ноль . Меня спросили, не веря: Что вы подразумеваете под нулем! Я сказал: Ноль. Мы не допускаем ошибок в бэк-офисе . Они сказали: Ну, что вы такое говорите - конечно, у вас есть ошибки в бэк-офисе . Я ответил: Нет. Мы не делаем ошибок. Если вы вводите достаточно мер предосторожности, то ошибок не будет .

Таким было мое отношение к этому вопросу, и именно поэтому я не нарушал правила. Люди, знающие меня по-настоящему хорошо, говорят иной раз: Липшуц, почему ты так упираешься по мелочам? . Я просто отвечаю: Ребята, это все правила, именно по ним ведется игра . Поэтому позволить этому специалисту соскочить с крючка было для меня необычно.

- Может быть, вы решили пожалеть специалиста, потому что это была такая очевидная ошибка? Или вы подумали, что случай этот может угрожать жизнеспособности в то время еще не оперившейся биржи и продукта?

- Это было долгосрочное деловое решение, основанное на мнении, что для моего бизнеса будет плохо заставить его исполнить все эти сделки.