находились там, чтобы помочь освободить этих людей от коммунизма. Я не знаю, они просто пытались себя в этом убедить или действительно верили в это по-настоящему.

- А вы не ссорились из-за различий в ваших убеждениях?

- Я старался избегать этого. Вы должны помнить, что морские пехотинцы почти все были добровольцами, значит, люди, которые там находились, верили в то, что они делали. Прошлое их очень сильно отличалось от моего. Лишь немногие из них получили высшее образование. Кое-кто вышел из уличных банд. А некоторые очутились там даже потому, что судья предоставил им выбор между тюрьмой и отпущением на поруки при условии, что они отправятся воевать.

- Вы чувствовали себя не на своем месте?

- Я чувствовал себя очень не на своем месте. Я служил в артиллерийском подразделении. Каждый час мы получали сводки погоды, которые должны были использовать для расчета сложного коэффициента поправки. Мы заполняли специальную форму, указывая направление и скорость ветра, плотность воздуха, температуру, вращение Земли и другие факторы, а затем производили математические расчеты с целью получения итогового коэффициента. Каждый раз, когда поступала сводка погоды, у нас происходило что-то вроде игры, где нужно было как можно быстрее рассчитать этот коэффициент. До меня рекорд скорости составлял девятнадцать секунд. На второй день своего пребывания там я побил рекорд и в конечном счете снизил время до девяти секунд. Я думал, что это было страшно весело, и совсем не понимал, что тем самым наживал себе кучу врагов.

Люди, служившие там, предпочитали, чтобы новички были невежественными, чтобы они могли чувствовать, что помогают им подтянуться. А тут появился я, тоже новичок, но из колледжа и при этом делаю все луч-

ше и быстрее, чем они сами. В первые же четыре месяца я получил три повышения по службе, что у морских пехотинцев было делом неслыханным. И все это получалось как-то нехорошо. Потребовалось какое-то время, но в конце концов я понял, что статус умника из колледжа приносит мне гораздо больше вреда, чем пользы. И я постарался больше смешаться с коллективом, хотя и с умеренным успехом.

- А бывали ли ситуации, когда ваше подразделение оказывалось непосредственно под огнем?

- Да, конечно. Нас обстреливали из гаубиц и ракет почти через день, кроме того, бывали десятки случаев, когда нам приходилось сражаться врукопашную с солдатами, пытавшимися захватить наши позиции. Однако в основном самую большую опасность представляло то, что артиллерийские подразделения были главной целью для северовьетнамских войск и Вьетконга.

- Какова была эмоциональная реакция на переход от цивилизованной жизни к ситуации, где ваша жизнь почти ежедневно подвергалась опасности?

- Таких реакций у человека две. Первая - страх. Помню, как мы высадились из самолета в Дананге, вокруг стояла пальба, и нас быстро засунули на заднее сиденье джипа. Пока мы ехали в базовый лагерь, непрерывно слышались выстрелы. С собой у нас было оружие, но раньше нам стрелять в людей не приходилось. Я был совершенно напуган.

А через несколько месяцев главным чувством стал не страх, а тоска. После того, как вы привыкаете к мысли, что вас могут убить, вы оказываетесь перед лицом 16-часового рабочего дня в абсолютно ужасных условиях. То стояла 40-градусная жара при страшном пыльном ветре, то во время сезона муссонов вы оказывались по колено в грязи и замерзали, даже если температура была 10-15 градусов.

- То есть через некоторое время страх рассеялся?

- Страх есть всегда, но к нему привыкаешь. Бывало даже так, что бой становился почти желанным, потому что помогал развеять тоску. Я не хочу, чтобы это звучало как какая-то чепуха - некоторые из моих друзей были убиты в этих боях или потеряли руки или ноги, - но после нескольких месяцев тоска стала гораздо большей проблемой, чем страх.

- Вам случалось бывать в рукопашном бою, где вы знали, что кого-то убили сами?

- И да, и нет. Я знаю, что убивал людей, но не было таких конкретных примеров, чтобы я выстрелил, и кто-то упал. Перестрелка - это совсем не то, что показывают по телевизору. Вы не стреляете одиночными в какие-то конкретные цели, а просто ставите винтовку на автоматический огонь и разбрасываете во все стороны как можно больше свинца. Я знаю, что убивал людей из своей винтовки, и, конечно, теми снарядами артиллерийскими, которые направлял, но, к счастью, мне не довелось пережить зрелища, когда человек истекает кровью и умирает от моей пули. И я очень благодарен за это. Мне сих пор снятся кошмары, но уверен, что кошмары мои были бы гораздо хуже, случись мне такое пережить.

- Кошмары из-за того, что вы были орудием смерти или потому что вы подвергались угрозе смерти?

- Кошмары из-за угрозы смерти. Я по сей день вижу один кошмар, в котором за мной гонятся люди с винтовками. Ноги мои вязнут, я не могу бежать достаточно быстро, и они меня настигают.

- Когда вы были во Вьетнаме, думали ли вы, что останетесь в живых?

- Я думаю, что в такой ситуации всегда придерживаешься оптимистичной точки зрения. Я считал, что, конечно, выживу, но многим из моих друзей это не уда-